Профессор Владимир Подгайский: «К пластическому хирургу идут как в парикмахерскую. А ведь наркоз - это не смешно»
В рубрике "Закрытый прием" знаменитый профессор рассказал "Комсомолке" о том, как живое побеждает мертвое и где границы возможного в реплантации.
Слушать профессора Владимира Подгайского все равно, что смотреть фильм - не то ужасов, не то фантастический. Легендарный микрохирург не боится все показывать на себе - жестами описывает мешки под глазами, отрезанные пальцы и даже большую женскую грудь. Уверен, что чудес не бывает, но на всякий случай стучит по дереву и, лучше три раза сплюнет.
30 лет назад, когда открылся центр микрохирургии, здесь малышу пришили стопу, которую отрезало пилой. Черно-белая фотография, на которой Русланчик ступает на пришитую ножку, висит по правую руку от кресла доктора.
«Летом у нас в центре много детей»
Сейчас самый известный пациент микрохирургов - пятилетний Ваня. Вернувшись с прогулки, он решил забросить вещи в стиральную машину. Каким чудом ребенок открыл дверь работающей машины - не ясно. Прибежавшая на крик мама увидела, что правая рука у ребенка оторвана полностью, левая - переломана.
– Как Ваня? - первым делом спрашиваю у профессора.
– Слава богу, поехал домой. Только уехал - на тебе – попала к нам девочка, восемь лет. Такого я еще не видел - волосы попали в какую-то машину, оторвало практически половину лица - всю левую часть: щеку, ушную раковину. Просто караул.
– Удалось помочь?
– Да. Вечером начали операцию, в шесть утра закончили. Но у ребенка наступил тромбоз артериального участка. Она сама вся белая, поди попробуй понять живой этот лоскут кожи или нет. Подняли гемоглобин, смотрим, а он такой слабовато-розовый. Начали очередную операцию. Восстановили.
– Сложных пациентов к вам доставляют вертолетами?
– Какое? Ваню везли 4,5 часа, девочку из-под Мозыря - чуть меньше, на «Газели». Помню, когда мы только открылись, Русланчика с отрубленной стопой из глухой деревни вертолетом к нам притащили. Но тогда была республиканская санавиация.
– Так в этом деле очень важно время!
– В принципе да. Но причем тут мы? Расположение Минска в центре выгодно, с любой точки фактически одинаково везти. Для современных машин 300 километров - не проблема.
Малышей летом к нам очень много попадает. Помощники! Пришел, увидел, помог - готово. Мне на эти пилы смотреть страшно. Когда строил дом, у меня тоже была циркулярная пила. Я ее так ни разу не включил, отдал кому-то. В прошлом году врач анестезиолог в гараже воткнул вилку от болгарки в розетку. Пила на полу лежала - и вдруг вжих, бах обо что-то - начала летать. Отрезала ему кисть, прошлась по ноге. К счастью, пила упала на провод и заглохла. Кисть восстановили - работает.
«Даже у нас есть пациенты со стажем»
– Спустя какое время можно пришить пациенту оторванную руку или, скажем, палец?
– Для руки время важней. А для пальца - не самое важное, в нем мало мышц. Сухожилие будет двигаться, лишь бы палец был живой. А жить он может, если охлаждать, - хоть сутки. Но такого не бывает. Бывает, что пациенты сами приезжают, а пальцы забывают. Ничего, довозят, мы их пришиваем. Есть и пациенты со стажем…
– Несколько раз попадают?
– Даже с пальцами на одной руке! Дежурю, смотрю, опять сидит: «Ты чего тут?». Он из кармана достает четыре пальца, кладет, мол, я на такси, дорогу знаю. Где ж мы второй раз пришьем!
– Невозможно?
– Возможно, но зачем это мучение? Анатомия уже нарушена. Одному такому пациенту во второй раз мы пересадили на руку пальцы с ноги. Взяли большой палец на стопе, сделали маленечко поуже. И взяли четвертый палец со второй руки. Крепкая рука получилась - кабана двумя пальцами разделывает.
– Пальцы ног привыкают работать на кисти?
– Даже если мы пришьем их не к тому сухожилию, все равно потихонечку работают. Человек к чему хочешь приспособится.
«Скоро будут выращивать целые органы»
– Вы можете во время операции восстанавливать нервы. Как это возможно?
– Сейчас модно использовать стволовые клетки. Мы тоже это делаем. Забираем кусочек собственной жировой ткани пациента в банку, отправляем в лабораторию, выращиваем там клетки, потом дифференцируем.
– И закачиваете в тело?
– Раньше разорванный нерв во время плановой операции либо сшивали, либо пласцировали другим нервом. Сейчас у нас ведется научная разработка применения мезенхимальных стволовых клеток в таких ситуациях. Если невозможно сшить нерв, окутываем зону, в которой произошел разрыв оболочкой, допустим, искусственным сосудистым протезом - и в нее вводим стволовые клетки. Они становятся проводником для прорастания нерва. В принципе из жировой ткани можно вырастить любой орган. И хрящ, и кость. Ушная раковина вот-вот будет готова в мире. К сердцу, я думаю, тоже когда-нибудь доберутся - будут в лаборатории выращивать сердце и другие органы из твоих же тканей. Будем, даст бог, по тысяче лет жить. Но надо, чтобы кто-то менял органы. Вот такая интересная специальность медицина.
– Работа у вас на грани чуда.
– Трансплантология - движущая сила хирургии. А мы вроде бы сбоку. Пришить отрезанную руку - это тоже трансплантология. Реплантация - первая пластическая операция, выполненная в центре микрохирургии. Что такое пластика? Создание чего-то. Оторвало руку, мы ее пришили. Победа живого над мертвым. Кровоток восстановили - и о! участок тела ожил, розовеньким становится. До того, как запустить кровоток, проходит немало времени. Надо пошить.
«Сколько у вас было операций?» - «Ну, 68»
Напротив стола хирурга - фотографии учителей: отца, профессора Игоря Гришина, главного микрохирурга союза Виктора Крылова и немецкого профессора Фаубеля - учителя пластической хирургии.
– В 1992 году одним из первых приехал на три месяца стажироваться в Западный Берлин. Немецкого языка практически не знал. Фаубель говорит: «Хирурги быстрее все поймут». Мы с ним вдвоем делали первую операцию по уменьшению груди. Пациентка под наркозом, а он на одной груди пишет маркером «Берлин», на другой - «Минск». Они чуть ли не в первый раз видели русскоговорящего доктора, думали, что у нас ничего нет. Начали шить, столько глаз было сзади! Неприятно было. Но все удалось.
– Что сложнее - уменьшить грудь или увеличить?
– Технически уменьшение груди сложнее.
– У нас вся эстетическая хирургия платная?
– Да. Но бывают исключения, особенно для молодых. У одной моей пациентки, родители привели ее в 14 лет, была огромная грудь. Она плакала, не могла в школу ходить, ее все дразнили. Мы постарались сделать операцию бесплатно. С детей кощунственно брать деньги. Но вообще пластика должна быть платной. Я против того, чтобы такие пациенты лежали рядом с теми, кто попал к нам по скорой. У кого-то пальцы отрезаны, а кто-то грудь чуть красивее делает. Друг друга не поймут никогда.
– Бывает, смотрите на человека и думаете, ему бы что-то убрать или подрезать?
– Конечно. Идешь по улице, видишь женщина с огромной грудью впереди и в руках еще две сумки. Зачем носить такую тяжесть? Сделай редукцию (уменьшение груди. - ред.). Или человек с мешками под глазами. Кажется, убрал бы их, было бы лучше. Но не пойдешь и не скажешь об этом. Никогда нельзя звать к себе на прием. Лучше пускай люди сами приходят.
– Много пациенток, которые не могут остановиться после одной пластики?
– Есть такие. Пластическую операцию готовы сделать от 3 до 5% населения. Некоторые как начинают в 25 - 30, так и подсаживаются на это дело. Есть такие, которых я в нашем центре вижу лет по 20. На мумии похожи, а операции все делают и делают. Недавно у одной спрашиваю: «Сколько у вас было операций?». - «Ну, 68». И она не остановится.
– Можете отказать?
– Тут развернешь, пойдет к другому хирургу. Я почти всех стараюсь отговорить от пластики груди, но некоторые все равно рвутся. В эстетической медицине за редким исключением меньше рисков, чем в обычной. Но и пациенты хороши! Идут к пластическому хирургу как в парикмахерскую. Приходит пациентка накрашенная, кажется, и пить, и курить готова в палате. Я объясняю, какие могут быть опасности - она в ответ смеется. А ведь наркоз - это не смешно.
«На Западе пересаживают лицо»
–Что в вашей специальности высший пилотаж?
– Основа нашей хирургии - микрохирургическая аутотрансплантация тканей. Берем в одном месте - пересаживаем в другое. Допустим, надо закрыть какой-то дефект в голени или руке. Кожу пересадить на кость невозможно. Значит, надо где-то брать лоскут, участок ткани с кожей, подкожной клетчаткой, мышцей или костью, в зависимости от дефекта, который имел бы два сосуда для восстановления кровообращения на новом месте. На этой основе помогаем детским хирургам при пластике шейного отдела пищевода, когда его дефект восстанавливали аутотрансплантацией тонкой кишки, трансплантологам при пересадке печени у детей. Мы умеем все - сшить сосуд, сшить нерв, сшить сухожилия. Хотя это три разных специальности - сосудистая хирургия, нейрохирургия и травматология. Мы, микрохирурги, получилось, делаем все. Эра аутотрансплантации и микрохирургии снизила инвалидизацию людей.
– А есть операции, которые делают за границей, но у нас пока не проводят?
– Трансплантацию руки. Вроде хочется попробовать, а с другой стороны большого желания нет. Трупная пересадка - та же реплантация, только в плановом порядке. И что даст пришитая чужая рука? Ладно, внутренние органы, которые отвечают за жизнь - печень, сердце. Стоит ли наружные пересаживать?
Еще в мире делают пересадку лица. Случилась беда, например огнестрельное ранение средней зоны лица, пациенту можно пересадить лицо умершего человека. Был один пациент, а стал совсем другим. Сначала это мумия - чтобы заработали мышцы, появилась мимика, требуется время. Для таких операций нужно много денег, несколько бригад хирургов, анестезиологов и обслуживающего персонала.
«10 часов оперируешь без перерыва»
– В вашей семье все врачи - родители, сестра, жена, сын, невестка. Внуков тоже в медицину отправите?
– У меня два внука. Маленькие еще, рано определяться с профессией. Сейчас один говорит: «Буду исследователем, хочу изучать строение человеческого организма». А ему: «Что там изучать? Все изучено». Тогда, говорит, буду разбираться, как работает подсознание. Продвинутые они очень, с компьютерами на ты.
– Вы не были даже кандидатом наук, а сразу защитили докторскую диссертацию. Решение комиссии было неожиданным?
– К этому все шло. Когда я писал диссертацию, мой великий шеф - профессор Гришин - сказал: «Для кандидатской слишком много, а для докторской чего-то не хватает». Я дописал и пошел на защиту докторской, минуя кандидата. Потом, так и не получив корочки доцента, стал профессором.
– Как отдыхаете от своей тяжелой работы?
– Не бывает такого, чтобы утром не хотелось идти на работу. Вроде и тяжелая профессия, но не сильно устаешь. Конечно, бывает, по 10 часов оперируешь. И если начал, то без остановки, перерывов не будет. Но сейчас такие операции у меня бывают редко.
– Рядом с вашими дипломами, сертификатами висят рыбацкие фото. Гордитесь уловами?
– Интересна морская рыбалка - на Балтике был и на Камчатке. И у нас на Припяти. По осени хорошо идет щука, попадают хорошие экземпляры по 5 - 6 килограммов. Нас врачей много рыбачит.
ДОСЬЕ «КП»
Владимир Подгайский, 58 лет, доктор медицинских наук, руководитель Республиканского центра пластической и реконструктивной микрохирургии, главный специалист Минздрава по пластической хирургии, профессор кафедры неотложной хирургии БелМАПО, член Европейского общества пластических, реконструктивных и эстетических хирургов, национальный секретарь ISAPS, почетный академик БелАМН, председатель общества пластических, реконструктивных и эстетических хирургов Беларуси.
Под его руководством защищено 5 кандидатских диссертаций. Имеет 19 авторских свидетельств и патентов на методики в области реконструктивной микрохирургии и эстетической хирургии и более 200 научных публикаций.
Источник: Комсомальская правда (kp.by)